Автор: Гордеева Юлия Анатольевна — к.ф.-м.н., психолог, психоаналитик (член ЕКПП), член-кандидат Итальянского Института Микропсихоанализа (IIM), сертифицированный групп-аналитик, супервизор (IGA).
В своем докладе мне хочется поделиться опытом проведения терапевтической онлайн-группы в период первой волны пандемии (март — август 2020). Это был необычный динамический процесс, отличающийся от процессов других онлайн-групп, которые я проводила ранее. Я назову его “20 недель страха, неопределенности и возвращение надежды”. С теоретической точки зрения, интересно проанализировать, как матрица и динамика такой группы связана с социальными процессами.
Уникальность этой моей группы оказалась в том, что ее появление было инициировано и обусловлено именно условиями возникновения пандемии и, последовавшими вслед за этим социальными ограничениями, в частности — самоизоляцией людей в своих домах и квартирах, с ограничениями на очные коммуникации (на рабочие, и на личные), вынужденным бездельем и переходом большей части населения на дистанционный режим работы. Я полагаю, что матрица такой онлайн-группы несет в себе особые смыслы, напрямую связанные с пандемией. Представляет интерес проанализировать, как само создание этой группы явилось реакцией ведущей (то есть меня) на ситуацию с коронавирусом, и как на процесс влияла сама ситуация пандемии, в которой невольно оказались все участники группы, включая и меня. А также, как это затем отразилось на сеттинге и динамике группы. Соответственно, матрица этой терапевтической группы может быть описана и понята через анализ особенностей вынужденной социальной ситуации (пандемии), мотивов ведущей вести такую группу и мотивов участников принимать в ней участие. В своем докладе я опишу феномены, возникшие на этапе сбора группы, начала работы, кризиса, этапа рабочей группы и завершения.
Начало группы
В этой работе я опишу свой опыт проведения краткосрочной (20 недель) терапевтической групп-аналитической онлайн-группы, собранной и начатой в апреле 2020 года и продолжающейся по август 2020 года, то есть в первую волну эпидемии коронавируса в России.
Начавшийся в марте 2020 года режим самоизоляции в России и, особенно, в Москве характеризовался самым высоким уровнем страха перед коронавирусом. Мне кажется особенно важным описать атмосферу, в которую мы все были неожиданно и резко погружены — были введены ограничения передвижения, за которыми последовала смена образа жизни на максимально ограниченный и замкнутый. На тот момент угроза еще не была “опознана” и было много неопределенности — врачи не знали эффективного лечения коронавируса, очень быстро росла скорость распространения вируса и количество заболевших, происходило быстрое перепрофилирование всех поликлиник и больниц в ковидные госпитали, ощущалась нехватка коек. Население пугали превращением торговых центров в “ковидарии”. В самые жуткие недели в Москве ходили разговоры о стянутых к городу войсках, которые готовы выйти на улицы и контролировать население. Выходы из дома четко регламентировались — можно было выйти только в магазин и в аптеку, соблюдая полные меры защиты (маски и перчатки). Гулять — нельзя, запрещено. Для поездки на машине нужно было иметь вескую причину и получить специальный пропуск, с чем возникали проблемы. Была введена система штрафов и угроза наказания за неповиновение. Работали только некоторые предприятия. Улицы Москвы были совершенно пустынны. Я так подробно останавливаюсь на описании социальной ситуации, чтобы проиллюстрировать атмосферу ужаса. Можно легко заметить, как это похоже на описание военного положения. Мы также знаем, что аналогичная ситуация возникла в других городах, и знаем о комендантских часах, введенных в других странах.
Так люди надолго оказались в условиях, в которых никогда не были ранее — в замкнутых пространствах своих квартир, со своими родными или без них, в полном одиночестве. Известно, что большая часть населения нашей страны имеет небольшие квартиры, в которых нет возможности иметь приватное пространство всем членам семьи, что ведет к нарастанию напряжения от долгого вынужденного пребывания вместе. Все социальные коммуникации людей стали происходить в онлайн, насколько это было возможно. Многие люди оказались надолго изолированы от родных, друзей, коллег. Когда ситуация изоляции стала продлеваться еще и еще, счет пошел уже на недели и не было видно никакой надежды на скорую победу над вирусом, у многих людей усилились тревожные состояния, в особенности панические атаки, и участились обращения за психологической помощью.
Психологическая практика тоже перешла в онлайн. Постепенно все психологи, даже те, кто всегда предпочитал очную работу, стали предлагать своим клиентам дистанционную форму, потому что перспективы снятия ограничений пандемии тогда не предвиделось, а люди нуждались в психологической помощи все больше. Что касается очной групповой работы, на тот период она полностью остановилась. Специалисты перевели свои действующие очные группы в режим онлайн или же продолжили вести онлайн-группы, начатые ранее.
Весной 2020 года многие психологические сообщества и отдельные психологи по своей инициативе стали предлагать бесплатные или недорогие (доступные) консультации, с мотивацией поддержать людей в этот сложный период. Было проведено много полезных бесплатных семинаров, и зарубежных коллег, и российских, по обсуждению способов и возможностей организации онлайн-работы, по разработке эффективных стратегий и техник краткосрочной работы. А также ситуация пандемии способствовала быстрой организации и сплочению коллег-психологов — возникло множество групп рефлексии и поддержки для самих помогающих практиков, в частности — Большие Группы от профессиональных сообществ групп-аналитиков, традиционно специализирующихся на групповых процессах. Кроме того, специалисты стремились найти способ продолжать эффективно помогать тем клиентам, которых они консультировали до пандемии.
Что касается предложений именно групповой терапии онлайн, то в марте-апреле 2020 появилось много новых предложений специальных групп поддержки на период пандемии, так называемых “коронавирусных групп”, “кризисных групп”. Забегая вперед, скажу, что некоторые люди на собеседовании говорили мне, что ищут именно “терапевтическую группу, а не коронавирусную”.
Итак, в марте 2020 я тоже почувствовала импульс собрать и провести группу, которую я задумывала как групп-аналитическую терапевтическую краткосрочную группу в формате онлайн в zoom на 1,5 часа еженедельно по пятницам днем (на период пандемии, до июня 2020, так я указала в своем объявлении, но с возможностью продолжения). И для меня на тот момент показалось естественным предложить “облегченный” сеттинг, который включал в себя следующее: цену, ниже моей обычной в два раза, правило выхода из группы за 1 сессию (а не за 2, как обычно), оплату авансом за три занятия подряд (а не за месяц), и оплату пропуска в размере 50% стоимости сессии (вместо 100%). Отмечу, что эти факты затем отразились в динамике. Все происходило достаточно быстро — с момента принятия мной решения об организации такой группы, ее сбора и до ее старта прошло не более 3-х недель. Мне хотелось поддержать людей, и моя идея была в том, что такие условия участия будут более посильными, и у меня была идея, что эта группа будет более ориентирована на поддержку, чем на решение глубинных личностных проблем и тем более это не была попытка сделать классический длительный групп-анализ. Первоначально, был объявлен срок работы группы до июня 2020 (группа на 3 месяца) — так как к лету я надеялась на снятие ограничений пандемии, возвращение к привычной жизни и возможное продление группы уже в новом качестве с более жестким сеттингом. Также в своем описании набора на эту группу я указала, что эта группа не подходит людям в острой ситуации, что участникам желательно иметь своего личного психолога и эта группа не является дешевой заменой индивидуальной терапии, а скорее дополнением к ней. И конечно, в группу проводились собеседования, так что не все желающее могли в нее попасть.
Достаточно быстро мое объявление вызвало интерес, я получила более 10 заявок и начала проводить собеседования. Два феномена я отметила при наборе этой терапевтической группы. Во-первых, меня поразило, сколько желающих попасть на группу имели глубокие личностные проблемы, имели в биографии абьюз, насилие, психиатрические диагнозы. Видимо, ситуация пандемии актуализировала их проблематику и эти люди стали активнее искать помощи. Во-вторых, неожиданно для меня другой многочисленной категорией кандидатов оказались коллеги-психологи. Я получила половину заявок от них, и меня это сильно удивило — ведь я планировала бюджетную клиентскую группу, как помощь нуждающимся, и, как мне казалось, очень четко обозначила это в своем тексте. Эти психологи тоже хотели найти себе групповую терапию. Но это было не то, что я планировала. Мне пришлось отказаться от части сильно нарушенных клиентов, потому что я не могла им помочь в этом формате, и от части психологов, потому что не сочла это уместным. Тем не менее, когда группа началось в составе 6 участниц, все женщины, и двое из них все-таки оказались психологами.
Интересно, что эта группа объединила людей, которые не смогли бы в обычной жизни заниматься групповой терапией онлайн в предложенное мною в дневное время пятницы, так как большинство их них имело регулярную занятость на работе. Сейчас я понимаю, что в моем бессознательном выборе времени занятий группы уже содержалась идея конечности, которая составляла одну из частей матрицы группы. Сознательно и рационально, я просто поставила группу на свободное окно в своем расписании. Но это окно у меня возникло только по причине пандемии — обычно в это время я работаю очно в университете! То есть, себя как гарант стабильности я смогла предложить на этот ограниченный период. Так, здесь уже закладывалась идея конечности — с окончанием пандемии и возвращением к очной работе будет невозможно собираться в это время и в этот день — мне, как ведущей, и также и участницам. Таким образом, здесь заложена идея вынужденности и краткосрочности. Когда группа собралась, было ощущение, что участницы испуганы, обескуражены, но и ходят поддержать себя и заодно подумать о саморазвитии, раз уж есть такая возможность и свободное время.
Итак, матрица этой терапевтической группы может быть описана и понята через анализ особенностей вынужденной социальной ситуации (пандемии), мотивов ведущей вести такую группу и мотивов участников принимать в ней участие. Набор участников был необычно быстрым, так, будто люди пытались спастись и впрыгнуть в вагон поезда, уходящего в эвакуацию, и не все смогли на него попасть. Мои мотивы начать эту группу были с одной стороны — продолжать заниматься своей работой, онлайн, и чувствовать себя востребованным компетентным специалистом и в то же время — желанием помочь, одновременно.
Первая сессия группы прошла в обсуждении темы “как вернуть себе ответственность”, “мы и они”. Были рассказаны истории о выживании, борьбе, но и о зависимости. Первым рассказан сон-кошмар о страшном опасном человеке, близком, но “чужом”, и от которого сновидице все-таки удается вовремя убежать. Обсуждалась тема ужаса, образ “змеи в постели”, и опасности, исходящей от близкого человека. И о том, что разорвать эту связь не так просто, ужас все еще остается рядом, не получается выйти из опасной ситуации.
Если говорить о динамике группы начального этапа в целом (1-5 сессии), то можно охарактеризовать ее как “борьба-бегство” и контр-зависимость — как ведущая, я чувствовала в контрпереносе на группу, что участницы заняты активным разговором друг с другом и меня полностью игнорируют. Как будто нет никакой власти у ведущей (у меня) и соответственно нет и никакой зависимости от меня. Участницы очень бурно знакомились, общались и обсуждали что-то между собой и почти никогда не обращались ко мне. Мне было крайне трудно привлечь их внимание, тем более это было сложно делать онлайн — приходилось буквально махать руками и перебивать, вклиниться в их разговор мне удавалось далеко не с первой попытки. Я чувствовала себя так, будто я совсем не управляю этой группой и вообще не имею возможности сделать вмешательство, что-то сказать, направить и помочь. “Бразды правления” переходили от одной участницы к другой. Каждая пыталась обратить внимание группы именно на свою проблему. Хотя первые встречи были очень динамичными, похожими на веселые посиделки подруг, на самом деле, только две участницы осмеливались искренне говорить о своих сложностях и переживаниях прямо. К 4-й сессии в группе сложились “пары” — понимающие друг друга участницы говорили преимущественно друг с другом. Эти пары конкурировали за групповые темы. Во всех историях звучали темы страха, бессильной ярости, ловушки. Но здесь я отмечу, что так как я знала более глубинные запросы участниц, то отметила про себя, что и они еще не решались их озвучивать на группе. Группа также пыталась развлечь себя и исследовала темы друзей, связей, схожести и различий, типичные на этом этапе. В целом, группа пребывала в прекрасном настроении духа, единении и эйфории, и участницы, казалось, были так воодушевлены предоставленными им возможностями, что захотели заниматься (не делать паузы) и в майские праздники.
Однако к середине мая (5-я сессия) в группе назрел кризис. Разговоры об ограничениях невыносимой внешней реальности, страхе заразиться, о невозможности работать и зарабатывать, невозможности встречаться с мужчинами, становились все более эмоционально трудными для участниц. Возникли мысли о безрезультатности всего этого группового процесса и ощущение бесцельности происходящего. Пришло понимание, что все участницы разделены расстояниями — это разные города и разные страны, очень разные профессии, интересы, возраст — и что же полезного и реального может произойти на группе? А так хочется влюбиться, родить ребенка, но есть только невозможность реализоваться, опыт потерь, низкая самооценка, зависимое положение, неверие в свои силы. Я к тому моменту уже почти все время молчала.
Кризис в группе (6, 7, 8 сессии)
На 6-й сессии (середина мая) достигло пика возмущение, непонимание и недовольство друг другом, которое вылилось в конкуренцию между более молодыми и более старшими женщинами. Атмосфера накалилась и сразу четыре участницы одновременно заявили о выходе из группы. Для группы из 6 человек такая потеря — это катастрофа, ставящая под угрозу дальнейшую работу. С учетом того специфического сеттинга, который я установила, у нас была только одна сессия на обработку переживаний группы, и, конечно же, этого не было достаточно. Социальная ситуация изменилась — к маю часть ограничений пандемии была снята и многие организации снова перешли на очный режим работы, и одна из участниц покинула группу именно по этой формальной причине — она должна была выйти в свой офис. Вторая участница (психолог) так и не смогла найти в себе смелость раскрыть свои истинные переживания. Похоже, ее реальная мотивация состояла в том, что она хотела получить навыки ведения группы и попробовать себя в роли клиента, и на самом деле не имела мотивации к самопознанию и была молчаливым наблюдателем, что раздражало других. Третья молодая девушка не смогла найти диалога с более старшими женщинами, и одна из них почувствовала себя недооцененной, и в итоге конфликта обе они заявили о выходе. Четвертая так и не решилась быть более искренней, решила, что формат ей не подходит. Итак, четыре участницы покинули группу. И на следующей встрече, участниц осталось только две, и пятая тоже конечно же сказала, что завершается, так как формат ей не подходит. Но я была бы не я, если бы происходило только это. Дело в том, что в это же время ко мне поступило две новые заявки. Одна молодая женщина была заинтересована и увидела мое объявление только что, но знала меня ранее и у нее был кредит доверия ко мне. И другая, с ней мы вели переговоры об этой группе еще в марте, но тогда она не решилась начать участие в группе, так как надеялась на перенос времени. Для меня она как будто присутствовала в матрице группы с самого начала. Но к маю вдруг она активизировалась, поняла, что пандемия не особенно проходит, и попросилась в эту группу. И еще получилось, что все же в группу вернулась одна из ушедших было участниц (передумала), и таким образом, в группе осталось 2 “старенькие” участницы и добавились две “новенькие”. И на 8-й сессии окончательно сформировалась группа из четырех участниц и в таком составе мы и работали уже до конца проекта. Как сказала одна из ушедших участниц “Очень много психологов в этой группе” (напомню, всего три психолога, включая меня, и новая участница тоже имела психологическое образование, хотя и работала по другой специальности).
Позже, когда я супервизировала эту группу, и поняла мое ощущение — первый этап работы группы я ощущала себя подобно врачу в ковидном костюме — я мало что могла сделать онлайн, видя моих участниц через экран монитора, не зная их вживую (только одну из них я знала и видела лично ранее), между нами были непреодолимые препятствия и только прямоугольное окошко на экране монитора, в которое я вижу головы участниц. Мои “движения” и попытки коммуникации были неуклюжи. Я фантазировала, что очно работать было бы куда проще. В тот период, мы знаем, врачам было особенно тяжело работать в таких костюмах. Было ощущение бессилия и ограничения возможностей что-то делать, диагностировать, лечить. Именно из-за онлайн-сеттинга это ощущение было сильнее, чем при очной работе с группой, и сильнее из-за большей неопределенности. Получилось, что “некоторых пациентов спасти не удалось” и в группе был постоянный фон потери и возможность внезапного расставания с участниками или с группой. Я думаю, динамика группы повторила то, что происходило тогда и в реальности — люди заболевали, умирали, или просто выпадали из социума.
Вторая фаза работы — рабочая группа (8-15 сессии)
Итак, с 8 по 15 сессии группа была стабильна в своем составе и работала, как и любая другая группа. Но был один интересный феномен: с этой группой мы несколько раз переносили сессии группы, ища день и время, подходящее для всех нас. В конце июня, мы обсудили и приняли решение о продолжении работы до конца августа на тех же условиях, уточнив, что все-таки надо брать 2 сессии на выход из группы (к счастью, использовать это правило нам не пришлось). После кризиса и ухода части незаинтересованных участниц, моя позиция стала гораздо более активной, я смогла руководить этой группой и она работала как обычная терапевтическая группа. Но было два новых момента: влиянии пандемии на этом этапе работы выразилось в ослаблении ограничений пандемии. Конечно и ожидаемо, многие люди, и мои участницы, вернулись к своей очной работе. Второе — наступила пора отдыха, и я и участницы начали путешествовать, отдыхать, но никто не хотел пропускать сессии группы и оплачивать пропуски (хотя сумма была незначительна), и они просили перенести сессии так, чтобы могли прийти и участвовать все. И так как и я делала то же самое — уехала в отпуск, но продолжала оттуда работать — то у нас было пропущено не более пары недель — и в итоге мы перенесли группу на вечер другого дня. Отмечу, что если бы не влияние пандемии — в другое время такое было бы невозможно. Здесь же мы все отнеслись к этому процессу с пониманием и взаимоподдержкой. Это было самое удивительное. Благодаря этой гибкости удалось сохранить группу на срок, значимый для терапевтического эффекта. Разговоры на группе стали более искренними и глубокими. Тема заражения и потери все еще звучала в историях участниц, и даже обнаружилось, что у одной участницы был забавный ник в zoom — “Zaraza Петровна” (!). Группа была женской, и звучали темы женственности и о том, что трудно быть и мужчиной и женщиной одновременно. Я здесь провожу параллель, что на войне нет разделения на мужчин и женщин. Бомбоубежище или эвакуация — это место для женщин.
Но был и другой, положительный момент, порожденный пандемией — более лояльное отношение к трудностям с организацией пространства участников группы. До пандемии у меня и у многих психологов были высокие требования к пространству клиента — мы просили их выходить на связь из приватного помещения. Но с пандемией приватность пространства стало трудно реализовать. В итоге, на некоторых сессиях участницы моей группы выходили на связь из офиса, из двора, и из чудесных мест на природе — все это считалось бы нарушением сеттинга и было бы помехой к работе ранее. Теперь же все мы радовались, если кому-то удалось уехать в отпуск, побыть на природе, а не в четырех стенах, провести интересно время и рассказать об этом на группе.
Завершение (17-18 сессии)
К августу, мы все начали готовиться к расставанию. Мы думали, что в сентябре нас снова ждет наша обычная жизнь и группа, даже вечерняя, уже не будет нужна. После лета и отпусков, надежда на возвращение к обычной жизни была сильна, и участницы были в хорошем настроении.
В заключительных сессиях я, как ведущая, чувствовала усталость и неопределенность, что будет дальше с социальной ситуацией. Я еще не была готова предложить на осень стабильный график, так как и сама его еще до конца не знала. Впрочем, как и участницы моей группы, которые зависели от своих работодателей. В любом случае, я не могла себя гарантировать. Я все яснее чувствовала нагрузку, которую несла работа с этой группой из-за ограничений сеттинга, чувствовала ограничения и невозможность помогать достаточно хорошо. Я озвучила группе, что если будет продолжение, то с сентября условия будут другими, в том числе повышение стоимости. Я не хотела вести группу на прежних льготных условиях — удобным участникам, но неудобных мне. На последнем занятии и сказала, что если мы продолжим — то должны будем перезаключить контракт и они всегда могут со мной связаться, если захотят продолжать. Но этого не произошло, и моей инициативы тоже не последовало. Хотя с октября 2021 началась вторая волна пандемии, я не предлагала продолжения и новой группы, сознавая, как много усилий пришлось бы приложить для поиска удобного всем времени и вряд ли это было бы возможно собраться снова в таком же составе надолго. Присоединение к группе новых участниц сильно повлияло бы на матрицу группы. В целом, я сочла эту работу скорее завершенной. Пандемия руководила этим процессом и его начинала, я же его завершила.
И самое милое и удивительное, что на последних сессиях все участницы группы, не сговариваясь, продемонстрировали друг другу, что обзавелись своими питомцами! У трех женщин это были котята, а у четвертой — маленькая собачка! Это было неожиданно и очень мило. По опросам ВЦИОМ, 68% россиян держат домашних животных. И кстати, наличие кошек и собак (но особенно — кошек) — это характерный атрибут терапий онлайн — индивидуальных, и как видно, групповых. Ведь за время пандемии животные обязательно проявили себя в кадре!
Желание заботиться о ком-то, продолжать жить — я думаю, это важно, и важно, что это произошло в конце группы. Мы знаем из многих кинофильмов, и в том числе о войне, где на руинах и после тяжелой потери маленькое животное или одинокий ребенок — это то, что спасает и возрождает надежду к новой жизни.
Выводы
Это был интересный опыт работы исключительно “коронавирусной группы” в смысле времени ее возникновения, и основная здесь идея здесь в том, что пандемия (точнее — стоящие за ней чувства) — это и есть истинная “хозяйка” и дирижер группового процесса, руководящая и ведущей (мной) и участниками группы, задающая тон.
Переживания текущей ситуации актуализировали в участниках группы трансгенерационный пласт невербализуемых переживаний, ассоциированных с войной, борьбой и выживанием, жизни в эвакуации, спасением солдат на поле боя. Такой тяжелый эмоциональный фон мы с коллегами смогли понять только в параллельном процессе и ассоциативной работе на супервизии. В силу ограниченного времени жизни группы и формата, участники говорили о текущей ситуации и своих актуальных переживаниях, и частично — о семейной истории, и не поднимали темы травм прошлых поколений и материал предков. Но индивидуальная работа и опыт коллег однозначно говорит нам о том, что ситуация пандемии актуализировала в том числе трансгенерационные травмы военного времени, связанные с оккупацией, угрозой уничтожения. Как и на войне, всегда были те, кто идет в бой по идейным убеждениям, и существует дилемма о помощи и размышления о долге, как эта помощь должна быть оплачена, или она должна быть добровольной и безоплатной. Участницы группы сплотились, как случайные попутчики в поезде, едущем в эвакуацию, или как соседи по бомбоубежищу, потерявшие близких, друзей, социальные связи. Женский круг с женскими темами. А как жили женщины во время войны? Весной 2020 был в ходу анекдот: “Алло, а вы еще не работаете за еду? Ну тогда я вам через месяц перезвоню”. Многие люди действительно остались без средств, но на войне есть и спекулянты, которые хорошо наживаются, придерживаясь позиции “кризис — это возможность”. Актуализируется тяжелый материал, в том числе о том, что “кому война — кому мать родна”, “война все спишет”. Весьма непростые вопросы и глубинные идентификации, какие стратегии выживания выбрать — бороться, ждать, помогать?
В итоге, вести такую группу онлайн оказалось сложнее, чем я думала, именно из-за влияния пандемии и актуализации глубинного трансгенерационного материала. Думаю, что свою роль сыграло то, что до начала группы я уже была знакома лично с некоторыми участницами. Если бы не это факт, я сомневаюсь, что удалось бы преодолеть кризис и удержать группу в формате онлайн.
Люди из разных городов и стран и смогли собраться вместе благодаря пандемии. 20 недель работы группы — как время для надежного закрепления плода в матке (матрице группы), который сможет благополучно родиться позже. Маленькие милые детали и котики в окончании группы дали нам надежду на выход из этой непростой ситуации и позволили участницам вместе пережить сложные чувства ужаса, потери, горя, гнева, неопределенности и затем перейти к большему доверию, сплоченности и возможности соединиться с более теплыми либидинозными чувствами и радости к жизни.
