Авторы: Патрик де Маре (Patrick de Maré), Робин Пайпер (Robin Piper), Шейла Томпсон ( Sheila Thompson)
Койнония. От ненависти, через диалог к культуре в большой группе.
Гл. 1. История подхода больших групп.
Перевод с английского Пажильцева И.В.
Введение в большие группы в направлении группаналитической линии привносит новый подход в наше понимание относительно групп. Основное, что мы делали — это применение фоуксовской группаналитической концепции к ситуации большой группы: мы увеличивали размер группаналитической группы. Увеличение размера — это ключевая вещь. Когда группа из восьмерых становилась группой из двадцатерых, мы получали другой уровень активности, репрезентирующий другие измерения человеческого опыта. Мы выходили за пределы семейно-центрированной группы, в этом сеттинге большой группы они приобретали другие ранги значений, и культуральный контекст приобретал более центральное проявление. Групповой анализ, построенный на психоаналитическом фундаменте, сделал возможным раздвинуть границы диадической терапии один-на-один. Подход больших групп, в его поворотном построении на фундаменте группового анализа малых групп, теперь приводит к возможности раздвинуть границы семейно-центрированной терапии и терапии, центрированной на коммуникативной сети [network-centred].
Основные интересы и методология психоанализа, а также в некоторой части группового анализа малых групп, рассматривала культуральные факторы как откладываемые на долгое время. В классическом психоанализе фокус сосредотачивался на индивидууме и его личном бессознательном, и пытался исключать социокультуральный контекст как возможный. Любое введение социокультурального фактора имело тенденцию рассматриваться как помеха или сопротивление, затрудняющее или отклоняющее эксплорацию внутреннего мира пациента. Контекст реальности, в отношении которого давались интерпретации переноса, репрезентировался аналитиком со своей личностью.
В групповом анализе малых групп социальный контекст вводился, но ограничивался размерами группы. Для большей части контекста это приобретало значение семьи; проблемы межличностной сети пробуждались и переносились в группу, их интерпретация и понимание формулировалось в терминах семьи.
Однако, по своей природе и в своих целях, ни психоанализ, ни групповой анализ малых групп в своей позиции не захватывали измерение культуральной структуры. В этих сеттингах, следовательно, они приняты так, чтобы быть виртуально бессознательными. Только в большой группе увеличение числа может закономерно создать нужный контекст с необходимыми деталями на переднем плане.
Таким образом большая группа может принять то, что малая группа оставляет в стороне (подробнее http://www.groupanalysis.su). Она обеспечивает сеттинг, в котором мы можем исследовать наши социальные мифы (социальное бессознательное) и где мы можем начать строить мосты через бреши между нами и нашим социо-культурным окружением, что до настоящего времени часто казалось затруднительно вне нашей дистанции. Контекст теперь становится центральным. Эта ситуация оперирует разговором, что до последнего времени оставалось неисследованным.
Если психоанализ и групповая терапия в малых группах имеет объектом исследования главным образом преэдипальный и эдипальный материал, то большая группа проводит разбор пост-эдипального, и, подобно социальной психологии, она берёт группу (как сущность, отличную от индивидуума) в качестве единицы основы. Пока малая группа фокусируется на психоаналитическом, биологическом бессознательном, большая группа обозначает будущую социокультуральную осведомлённость.
Гражданственность наиболее адекватно наблюдаема в сеттинге большой группы, так как в малой группе, в соответствии с её природой, показываются только рудиментарные проявления социального, как противоположность семейной динамике. Использование немодифицированной психоаналитической модели или модели малой группы к большой группе подобно попытке «играть в лудо на шахматной доске». Для примера, механическое перенесение [imprinting] семейной культуры в социальный контекст приводит к возникновению фрейдовского понятия «первичной орды», которая, по признанию самого Фрейда, является мифической карикатурой.
Большая группа потенциально всегда присутствовала в групповом анализе имплицитно, хотя это не признавалось, пока 2-й Европейский симпозиум по психотерапии 1972-го года не пробудил к ним интерес. Сам Фоукс хорошо понимал это измерение, когда писал, что «групповая терапия в целом — это превосходное обучение людей быть ответственными гражданами» (1948). Когда он впервые ввёл малые психотерапевтические группы в Норфилдском военном госпитале в 1944 г., он также развивал групповой подход к целому госпиталю в форме малых групп из координаторов. Он сам действовал как связующий элемент между этими различными группами, но это не было большим межгрупповым собранием как таковым — малые группы не собирались друг с другом, и поэтому это было уходом Фоукса (подобно шаману) к репрезентации большой группы в своей собственной персоне. Он заместил собой целостность госпиталя и этот диапазон в Норфилде прямо не репрезентировался.
После этого опыта следующим логическим шагом было бы продумать и наладить проведение больших групп и применение фоуксовских принципов ведения малых групп к ситуации большой группы, но этого не случилось тогда или немного позже. На протяжении всего этого периода продолжал развиваться и расширяться фоуксовский анализ малых групп.
После Норфилда и демобилизации Фоукс собрал вокруг себя людей, которые продолжали интересоваться групповым анализом. В 1949 г. он основал еженедельный семинар в своём консультативном кабинете, и через три года было основано Лондонское Группаналитическое общество для исследования и развития группового анализа в клиническом и прикладном аспектах.
Группаналитическое общество всегда имело креативный центр, главный ствол, от которого развивались ветви — в исследованиях и образовании, в выпуске журнала «Group Analysis», в применении группаналитической концепции к другим дисциплинам и не меньше всего в учреждении Института группового анализа с его общим или вводным курсом и квалификационным курсом для групповых аналитиков. Общество также действовало как трамплин для развития исследований семей и супружеских пар, которые в дальнейшем отделились, создав Институт семейной терапии сразу после смерти Фоукса в 1976 г.
Применение фоуксовских принципов к большим структурам может в наше время показаться очевидным, в противоположность предшествующей истории. Так было до 1972 г., когда на 2-м Европейском симпозиуме по психотерапии был поддержан госпиталь Моудсли, в котором была запущена первая большая группа Патриком де Маре и Лионелем Кригером, где собрали в одном кругу более 100 участников. На это их вдохновило фрейдовское пророчество о том, что однажды кто-нибудь рискнёт погрузиться в исследования патологии культуральных сообществ, и комментарием Неймана (E. Neumann, 1954) что «задача развития коллективной и культуральной терапии — адекватно справляться с массовыми явлениями, разрушительность которых стала первейшей проблемой».
Важно понимать [realize], что техники ведения больших групп не будет до тех пор, пока они не будут серьёзно обоснованы. Существует небольшое понимание, что это мощная, но непредсказуемая и хаотичная структура является чувствительной и потенциально глубокой [thoughtful] и требует структурирования — более, чем менее. В это время П. Де Маре писал (1972):
Что ждёт в будущем? Вероятно оно будет связано не только с малыми группами и группами среднего размера, не только с полемикой вокруг терапевтических сообществ и коммун, но в значительной степени с большими психотерапевтическими группами, включающими от пятидесяти до ста участников, проводимых несколькими ко-терапевтами недирективно и беспрограмно, с поярусным круговым сеттингом, напоминающим амфитеатр. В такой ситуации групповая динамика становится крайне ясно определённой; и атмосфера, поведение, идеи и идеология делаются наглядными, не как затуманенные идеалистические неочевидности [non-sequiturs], но как определённый климат, который может быть увиден как препятствующий, сдерживающий или способствующий коммуникациям, и который сам оказывается объектом исследования. В этих больших группах существует более ясное видение антитезы, поляризации сознательного и бессознательного.
Проблемой для индивидуума является интрузия подавленного бессознательного в индивидуальной ситуации. Для большой группы, с другой стороны, это есть осознание того, что есть в опасности, для индивидуума и для группового эквивалента сознания, а именно коммуникации и организации. Проблемой для ещё не развитой большой группы оказывается её кажущаяся бессмысленность; не как чувствовать, а как думать.
1975-й год принёс публикацию сборника статей, озаглавленного «Большая группа» («The Large Group»), под редакцией Кригера (Kreeger). Также появились регулярные еженедельные средние группы Де Маре. Эта группа началась с сорока членами, быстро уменьшилась до тридцати и к окончанию стабилизировалась на двадцати. Она так и продолжалась с тех пор.
В 1984 г. под покровительством Института группового анализа Де Маре начал более активный семинар групповой дискуссии по теории и применению больших групп с членством более сложным, чем обычно, и более ориентированным на теорию, чем на терапию. Эта группа образовала субстрат для дальнейшего развития и в дальнейшем, продолжаясь, основала в 1987 г. Отдел больших групп в Группаналитическом обществе (GAS). Под его эгидой через год была успешно создана «Чёрная и белая» группа. Это группа, в которой люди разного этнического происхождения регулярно встречаются, чтобы научиться говорить друг с другом и создать диалог, через который могут исследоваться культуральные проблемы; она представляет собой специфическое применение понятия больших групп к области расовых отношений.
Коротко, цели отдела больших групп следующие:
— создать форум для встреч всех, кого интересуют большие группы;
— способствовать применению таких групп в различных учреждениях и других ситуациях;
— предоставлять поддержку, информацию, обмен опытом и обучение потенциальным собирателям больших групп;
— в конечном счёте способствовать гуманизации нашего социокультурного контекста через понимание диалога и культуры.
В мае 1985 г. де Маре читал ежегодную Фоуксовскую лекцию. Это был, собственно говоря, опыт большой группы: 350 человек сидели четырьмя концентрическими кругами, чтобы участвовать в дискуссии о проблемах больших групп, и был вызван значительный интерес.
Вслед за этим редакционная статья д-ра Харольда Бера в августовском номере (1985) «Группового анализа» заговорила о появлении подхода больших групп. Он писал, что всем групповым аналитикам удалось отведать больших групп, и многие даже вели их; точнее, они присутствовали на них как руководители малых групп во время курса или семинара, не имея ясного представления как вмешиваться, кроме как подав сигнал к окончанию заседания. Назвав Де Маре групповым аналитиком, который сделал для большой группы то, что Фоукс сделал для малой аналитической группы, он отметил, что большая группа отражает наше социокультурное окружение так, как малая группа этого делать не способна, указав, что группа предназначена не столько для психотерапевтической помощи отдельным людям, сколько для того, чтобы способствовать прогрессу гуманизации общества. Большие группы, заканчивает д-р Бер, должны принять вызов и заняться созданием климата, в котором они смогут стать общепринятой частью нашей культуры.
***
На основе опыта, приобретённого за последние 15 лет, мы можем обобщить специфические черты подхода больших групп, в его отличии как от психоанализа, так и от малых групп.
Большая группа от двадцати человек и более, по крайней мере до ста, требует подхода на тех же принципах, которые Фоукс использовал в работе с малыми группами. Эти принципы состоят в следующем:
1. Расположение сидящих по кругу лицом к лицу.
2. Регулярность посещения и встреч, обычно один или два раза в неделю.
3. Свободно-плавающая дискуссия. Цитируя самого Фоукса (1948):
Основное правило группового анализа есть групповое явление, соответствующее свободным ассоциациям: говорите обо всём, что придёт в голову, без разбора. Это работает иначе в групповой ситуации, чем в индивидуальной, точно также как это иначе работает в аналитической ситуации, чем при аутотренинге. Свободная ассоциация никоим образом не является независимой от общей ситуации. То как она работает, я описал после того, как наблюдал её в течение ряда лет в виде свободно-плавающей дискуссии или беседы.
4. Дирижёр не руководит, хотя он обладает способностью принять на себя лидерство. Он избегает устанавливать темп или цели, или вести себя директивно и остаётся относительно несвязанным как независимый человек.
5. Нет ни одной задачи, ни рода занятий, ни программы, ни цели, ни даже цели стать «хорошей» группой.
6. То, что происходит в группе связано с конструкцией групповой матрицы Фоукса, характерной для его подхода. Он описывал эту матрицу как «общую совместную почву, которая в конечном счёте определяет смысл и значение всех событий и на основании которой существуют все коммуникации, вербальные или невербальные».
Но на практике, как мы обнаружили, число 18-20 участников является, по-видимому, подходящим для следующей ступени в переходе к большим группам, группы этого размера можно именовать средними.
Ситуация большой или средней группы требует тщательной проработки деталей, необходимость которой уже признана для психоанализа и психотерапии в малых группах. Большая группа представляет собой сложный и чувствительный аппарат, возможно, в тем большей степени, что это ситуация обучения, в отличие от инстинктуальной ситуации, и в ней предполагается акцент на значении, а не на удовлетворении или реальности. Поскольку она более фрустрирующая и менее удовлетворяющая, постольку её труднее создать и поддерживать. Ударение делается на социокультурном, а не на психотерапии.
Опыт показал, что концентрические круги и ряды амфитеатром, предполагавшиеся поначалу, противопоказаны, т.к. требуется контакт глаза в глаза. Ведение следует ограничивать одним или двумя дирижёрами, никак не более: причина этого в том, что многочисленные дирижёры неизбежно приводят, по самой природе структуры, которую это создаёт, к неровности в протекании диалога и вероятности образования отколовшихся групп внутри большого целого. В психоанализе текст принимает форму свободных ассоциаций, в анализе малых групп он принимает форму групповых ассоциаций, в больших группах он превращается в диалог. Развитие диалога явлется центральным. Этот диалог можно видеть как продолжение и расширение свободно текущей дискуссии групповых ассоциаций , когда её развитию помогает терпимость и принятие, поощрявшееся Фоуксом.
В психоанализе интрапсихический субтекст и диалический текст проходят в неменяющемся стандартизованном окружении, которое практически исключает контекст. В большой группе этот контекст используется шире на фоне собственной постоянно рождающейся миникультуры группы. Культуральные вопросы, в отличие от социальных, играют центральную роль, индивидуальные симптомы становятся коллективизированными в качестве субкультур из подсознания, формулирующих течение диалога. Субкультуры сталкиваются с социокультурой и преображаются в растущие мини-культуры путём диалога.
Диалог — это нечто такое, чему нужно научиться, как языку. Заявленная и единственная цель больших групп — дать людям возможность научиться говорить друг с другом, научиться диалогу. Цель не в том, чтобы просто говорить ради того, чтобы говорить, но разговор как обмен. Когда устанавливается диалог, он ведёт к развитию безличного товарищества в группе, которое мы назвали греческим словом Койнония.
Диалог отмечает другой способ мышления и общения — ветвящегося и аналогического, в отличие от бинарной точечной логики диады один-на-один. Оно членораздельно, округло, многосторонне, а не линейно, основано на значимости, а не на причинности. Диалог имеет колоссальный потенциал мысли: именно из диалога возникают идеи, преображающие безмыслие и массификацию, которые являются спутниками социального угнетения, заменяя их более высокими уровнями культуральной чувствительности, интеллекта, гуманности.
Если ситуация малой группы в основном возрождает опыт межличностных отношений, впервые пережитый в рамках семьи, контекст большой группы содержит для индивидуума иной контекст значений. Эти значения не только интрапсихические и межличностные, но также и контекстуальные, включая отпечаток, оставленный у индивидуума контекстными травмами и массовыми безличными силами. Опыт индивида, вызываемый вновь в большой группе, включает всевозможные травматические переживания и их последствия от войн и революций, преследования и угнетения, до потери работы и увольнения, переездов на другую квартиру и в другую страну, влияние изменений культуры и угрозы потерять культурную идентификацию. Темы, возникающие на большой группе, включают социальные и макрокультурные аспекты — болезнь, смерть, класс, раса, политика, экономика, философия, текущие события, религия, искусство, обращение со вселенскими человеческими чувствами. Большая группа позволяет говорить об этих темах по-настоящему, во всей их значимости, а не тривиализировать их в порядке интеллектуальной защиты. Диалог — а потому, в силу тех же причин, психо-социологическая концептуализация — является защитой от бессознательных групповых процессов не более, чем сознание — формой защиты от бессознательного.
Большие группы вообще часто воспринимаются как внушающие робость, застенчивость и фрустрацию. За пределами более знакомой работы в малых группах идивидууму вначале может быть трудно найти свой голос. Центральная тревожность в большой группе принимает форму паники (одна из основных проблем в тревожности отделения), выражающаяся у отдельных людей как фобия, крайняя форма внутренней боли, сбивание в массу и стаи (как у волков) и интенсивный повторяющийся мотив насилия толпы представляют собой групповой эквивалент средств против фобии. Поскольку большая группа фрустрирует уже своими размерами, она генерирует ненависть. До тех пор, пока диалог остаётся рудиментарным и относительно неструктурированным, группа продолжает оперировать при помощи субкультур и социокультурных допущений. Если, с другой стороны, ненависть можно организовать путём диалога, она высвобождает эндопсихическую энергию и постепенно преобразуется в безличное товарищество Койнонии. Койнония обратна панике.
Сбивание в массу отражает бегство от попытки выработать сознательное многостороннее мышление (диалог) обратно в бездумную диаду «вождя» и «ведомых», что отражает возврат к бинарным отношениям между двумя сторонами. Тот же эффект можно получить путём раскола и поляризации мнений, скажем на правительство и оппозицию. Диалог идёт в направлении, обратном субкультуре, путём культивирования мини-контр-культур, с независимой позиции которых становится возможным исследовать не только субкультуру, но и текущую социальную или макро- культуру окружающего общества. Полномочия на это даёт сама природа культуры, возросшей в размере группы. Миникультура большой группы возникает как результат диалога. Эта возникающая миникультура потом являет собой некую перспективу, исходя из которой группа рассматривает социально-культурные и субкультурные допущения, которые обычно воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Миникультуры больших групп имеют тот эффект, что расширяют сознание и тем самым создают «этико-культурный трамплин», который способен дистанцироваться об бессознательных биологических и социальных культур: они, таким образом, могут быть демифологизированы. Несовместимость этих культур вызвана только их бессознательностью.
Культурные изменения в большой группе принимают форму трансформаций и транспозиций из предшествующих культурных контекстов, в отличие от сублимации и переносов в малых группах. Например, большая группа чувствительна к социальным давлениям, преобладающим как макрокультуральные допущения окружающего общества, тогда как малая группа, где силён уклон к бессознательному, может охотнее принять терапевтические допущения. Пример можно найти в дискуссии о гомосексуальности, которая ещё недавно воспринималась макрокультурой как преступление.
По аналогии, большая группа есть нечто, противоположное голограмме. С голограммой, если большая пластинка разобъётся вдребезги, каждый осколок несёт полное отображение целого. В большой группе, каждый её член через диалог проецирует полную трансформацию в миникультуру группы. К примеру, в Индии люди, представляющие Власть, превращались в стереотип: они индивидуально поддерживали относительно единообразную структуру во всех аспектах сложной ситуации.
Большая группа ведёт себя как ствол по отношению к сучьям и веточкам малых групп и индивидуальных умов, питая их и получая подпитку от них.
Можно сказать, что чем больше группа исходно, тем примитивнее её отклики, так что большая группа проявляет черты, сходные с бессознательным в психоанализе. К этим чертам относится лёгкость расщепления, проекции, интроекции, вытеснения, противоречивости, мифологизации, регрессирования, искажения; в них входит также моральный и этический «кретинизм», ориентированность на удовольствия, зависимость и вневременность, плюс определённое бездумие и нелогичность. Существует, однако, одно первостепенное отличие: в большой группе присутствует колоссальная возможность диалога. Как говорил Фрейд, в бессознательном отсутствует разговор. Существует, таким образом, это несоответствие в большой группе: с одной стороны она примитивна и бессознательна, а с другой она потенциально весьма мудра в том, что диалог как таковой способен исследовать бессознательную субкультуру и противостоять ей с характерной точностью и чёткостью.
В большой группе поэтому при попытках вести диалог мы не только откликаемся на давление принципа реальности и принципа получения удовольствия. Мы одновременно вовлечены в создание некого третьего принципа, по мере того, как мы учимся понимать самих себя с точки зрения сообщества, а не просто как организмы. Третий принцип есть принцип значения.
Из этого следует, что диалог как таковой не есть ни образование, возникшее в результате реакции, ни мера против фобии, но представляет собой процесс трансформации; он трансформирует бездумие в понимание [verstehen] и знание [meinen].
Короче говоря, большая группа есть микрокультура общества, с той отличительной характеристикой, что мы можем обратиться к ней, и она нам ответит. Это водораздел между миром и личной, индивидуальной, основывающейся на опыте психике. Она имеет черты человеческого бессознательного, с тем уникальным отличием, что она похожа на сон в диалоге; она предоставляет возможность гуманизировать как индивидуума, так и общество одновременно.
