Автор: Виноградова Е.С.
(Текст доклада на ZOOM- конференция ОГРА «Из круга на экран. ГА в эпоху коронавируса», 18 апреля 2020 https://www.facebook.com/events/215017149810163/ )
В период всеобщей коллективной травматизации при возникновении опасности извне актуализируются ранние психические травмы и запускаются процессы, соответствующие функционированию индивида на параноидно-шизоидной позиции. Для поддержания адаптации «чрезмерно» включаются защитные механизмы, которые одновременно могут нести разрушительный характер (прежде всего, речь идет о проективной идентификации и расщеплении). Для сохранения Эго и развития Я в период переживания состояния изоляции потребность в группе и образовании связей, а также в психотерапии является очевидной.
Сегодня я предлагаю поговорить о том, что Бион называл «областью К», то есть областью познания, обнаружения, научения, в том числе через пережитый опыт. Бион описывал связи между объектами, существующими в нашем сознании (термин «объект» касается нашей внутренней потребности взаимодействовать с другими). Он отметил три вида связи: связи любви (L-love), связи ненависти (H-hate) и – не менее значимые – связи, открывающие путь к познанию (K-knowledge). Психоаналитик Британского психоаналитического общества Рон Бриттон описал эти виды связей в терминах объектных отношений: мы хотим, чтобы наш объект нас любил; мы не хотим, чтобы он испытывал к нам ненависть; и, наконец, мы хотим, чтобы он понимал, знал нас – как нашу внешнюю повседневную жизнь, так и внутреннюю, интернализированную. И сами мы хотим любить и ненавидеть других, и познавать других. Последнее Кляйн называла эпистемофилическим инстинктом – инстинкту к обнаружению и познанию.
Бион поставил стремление к знанию в один ряд с любовью и ненавистью, обозначив таким образом три основных типа связей с внутренними и внешними объектами. И, как поясняет Рон Бриттон, Бион считал, что подобная установка есть у нас и по отношению к самим себе: иногда мы любим себя, порой испытываем к себе отвращение, но также обладаем желанием познать себя. И сейчас я сфокусируюсь именно на Kаспекте – познании (thegettingtoknow).
В пятидесятых годах Бион работал с психотическими пациентами, как и некоторые другие кляйнианцы. Он понимал психоз преимущественно как расстройство мышления, в смысле неспособности делать эмоциональный опыт ментальным и производить его дальнейшую переработку (размышлять о нем). И он увидел, что, когда он делает вмешательство на уровне психического функционирования, а не на уровне содержания, пациенту становится лучше. Вот почему у него была идея, что для практикующих психоанализ необходима «прикладная» теория психоза, и наверняка, это также касается и групп-анализа.
Нам известно о вкладе Биона в изучение механизма проективной идентификации в ее патологическом аспекте (напомню, что изначально этот механизм был описан Мелани Кляйн в 1946 г., открыт ею в работе с детьми, и Гербертом Розенфельдом со взрослыми в 1946 и 1947 г.). Сейчас я предлагаю сосредоточить внимание на том, как Бион описывал нормальное действие этого механизма проективной идентификации, которое он считал основой всякого общения и даже мышления.
В 1959 году в работе «Нападения на связь» Бион описывает работу с пациентом, который, как казалось, чувствовал себя атакованным работой Биона и его интерпретациями. И Бион начал интерпретировать эти нападения, которые, по его мнению, были частью деструктивного настроя пациента против реальности, с которой он знакомился через интерпретации (Напомню, что под атаками Бион понимал фантазийные нападения на грудь как прототип всех атак на объекты, что служат связью. Среди прочих, Бион рассматривает атаки пациента, выражавшиеся в очень тонкой манере: это было неожиданное заикание; в какие-то моменты пациенту казалось, что ему не хватало воздуха – пациент издавал булькающие звуки; или же жаловался на то, что не может спать и видеть сны). Давая интерпретации, Бион все больше разочаровывался в своем образе мышления. Однако его внимание больше привлекало то, как он вспоминал про него, и это скорее было эволюцией, чем памятью. Именно особое отношение к этому пациенту, выраженное в необычных воспоминаниях о нем, натолкнуло Биона на мысль о том, что в действительности атака на его подход в намерение пациента не входила. На самом деле он настойчиво пытался привлечь внимание Биона к тому факту, что сам Бион препятствовал собственному пониманию того, что хочет донести пациент. Другими словами, в какое-то мгновение Бион осознал, что вряд ли пациент проецировал ради нападения или высвобождения, скорее пациент пытался разъяснить ему нечто важное о своем состоянии, а также о пережитом им в прошлом, в ранних отношениях.
Бион в своей работе объясняет, как он начинает понимать, что пациент пытался использовать его для осуществления особого механизма взаимодействия, которого он был лишен в младенчестве, а именно взаимодействия с чутким человеком, матерью, готовой принять его сильнейшие страхи, удержать их, преобразовывать и возвращать в более приемлемой форме. Бион говорил про важность «преобразования в месте временного пребывания (modified by the sojourn)», т.е. он имел в виду — в сознании и в чувствах матери. Оказалось, что в раннем детстве пациент был лишен возможности «передать» свои страхи другому, и теперь чувствовал, что снова отказывает ему в этом и аналитик. Бион как бы воспроизводил ситуацию травмы, а то, что выглядело как атаки со стороны пациента, оказывалось его бессильной яростью, вызванной стрессовым переживанием. Пациент отчаянно хотел, чтобы аналитик контейнеровал то, что сам пациент не мог контейнировать, и желал высвобождения (wanted to discharge).
Если говорить про сегодня, то в период вынужденной изоляции и опасности инфекции состояние регрессии многих пациентов естественным образом усиливается, а переживание боли сравнимо с безымянным ужасом, и потребность в переработке и высвобождении отягощающих мыслей глаголит о себе. Плохие, как будто бы «инфицированные» скрытые и подавленные чувства и эмоции нуждаются в эвакуации. При отсутствии рабочего контейнера для переработки это может нести опасность для группы как прототипа семьи и даже общества в целом. Тем не менее, понятно, что ранняя тема зависимости (выраженная как в проявлениях потребности в связях, так и разрушении, бегстве от них), а также поиск защиты и приюта, являются краеугольными.
Итак, давайте еще раз вернемся к важному теоретическому открытию Биона, которое сейчас известно как рабочая модель контейнера-контейнируемого – речь идет о непатологическом использовании механизма проективной идентификации с целью доведения необходимого сообщения. А именно сообщения о тех объектных отношениях, которые не были надлежащим образом проработаны в младенчестве и раннем детстве, ни в коем случае не обвиняя пациента в нападениях.
Я думаю, что сегодня, когда общество, как большая группа, претерпевает катастрофическое изменение, связанное с вынужденной изоляцией и отсутствием привычного взаимодействия, создается ситуация, благоприятная для актуализации архаических страхов, связанных с ранними психическими травмами пациентов. Нападения на связи, как проекция отношений с примитивной грудью или пенисом, также связывается со сбоем в работе нормальной проективной идентификации, страхом потери привычного рабочего контейнера, невозможности прибегнуть к защитным механизмам таким способом, как это происходит при очных встречах, и это способствует появлению странных причудливых объектов, частично составленных из элементов Супер-эго параноидно-шизоидной фазы и несет пугающий и, порой, даже разрушительный характер. Бион пишет, что когда преобладают инстинкты смерти, то усиливается тенденция к чрезмерной проективной идентификации. Иначе говоря, я думаю, что при отсутствии возможности встречи есть опасность запуска механизма проективной идентификации такой формы, процесс которой с трудом поддается осмыслению и модификации; тогда я задаюсь вопросом, насколько ведущему групп-аналитику возможно уловить, услышать, собрать воедино и переработать все нюансы и осколки расщепленной или фрагментированной группы, включая невербальное выражение. При такой ситуации нападений на связь мышление группового аналитика атакуется.
Благодаря анализу своей работы с группами, Бион смог выявить три механизма, которые он назвал «базовыми допущениями», и, которые позволяют поддержать группу и ее «рабочую функцию» W. Во-первых, Бион приходит к мысли о том, что один из смыслов ее существования – пребывать в определенного рода зависимости, будь то от психотерапевта или одного из своих членов, который как бы избирается в качестве фигуры для переноса и проекции чувств детской зависимости. Или же отводит ему роль кормящей матери (груди), обеспечивающей выживание и рост группы.
2-e допущение «борьбы-бегства» связано с тем, что группа действует так, как если бы всегда существовала некая внешняя угроза. Группа способна только бороться или бежать, и необходимо определить эту угрозу, назвать страх. Похоже, что в сегодняшней ситуации распространения инфекции извне психически невыносимым стала, прежде всего, вынужденная изоляции и потребность в переработке молниеносно возникающих мыслей, фобий, усиливающих страх смерти. Объединение людей в группы оказывается спасением, поддерживающим инстинкт к жизни.
3-e допущение: Бион обнаружил, что в группе могут проявляться признаки фантазии о том, что целью группы является соединение двух людей или двух идей в пару. Такого рода «образование пар» дает группе надежду, защищая от бессмысленности и отчаяния. При этом оно ограждает группу и от страхов, связанных с другими допущениями, в частности от тревоги перед опасностью уничтожения или «голода».
Я думаю, что в ситуации онлайн значительно труднее собрать воедино разрозненные фрагментированные части группы. И если интерпретация оказывается отсроченной или же не предназначенной отдельному участнику, то это внезапно способно породить страх аннигиляции. Поэтому дополнительный холдинг несет функция эмпатии, в которой задействуется мимика.
Бион определил, что для поддержания рабочей функции группы необходимо позволить разместиться работе базовых механизмов допущения в такой степени, которая бы не разрушала групповой контейнер. У пациента, подобно младенцу, не получившему своевременное кормление, внезапный страх распада болезненно ощущаем другими участниками, включая ведущего группового аналитика.
Итак, групповой контейнер является важной рабочей функцией групп-анализа, а модель «контейнера-контейнируемого» исходит из теории проективной идентификации Мелани Кляйн и находится с ней в тесной связи. В ней ищется место проникновению и принятию, место для грез и мечтаний, для ревери. И в этом процессе альфа-функции необходима переработка сырого исторгнутого материала бета-элементов в форму альфа-элементов, которую возможную помыслить. В целом, говоря бионовским языком, можно сказать, что при контейнировании происходит трансформация боли из O (т.е. состояния безымянного ужаса) в К (в осознание). Sandler в словаре концепций «Язык Биона» пишет:
Это форма отношений с самого начала жизни, в которой возникает возможность эмоциональному развитию, а также развитию процесса мышления. Это процесс, который наполняется смыслами, внутри него происходит обдумывание. Он представляет собой наиболее развитую форму теории мышления Биона, над которой он работал около 9 лет. Эта теория затрагивает самые глубочайшие и таинственные мистерии человеческой жизни.
Из теории мышления Биона нам также известно, что прототипом пре-концепции явилось ожидание младенцем кормящей груди. Соединение пре-концепции с негативной реализацией порождает концепцию, которая также может быть использована как пре-концепция. Когда произошло сопряжение пре-концепции с реализацией, ненасыщенный элемент заменяется константой.
И я думаю, что в групп-анализе поиск и нахождения смыслов для каждого члена группы, включая групп-аналитика, лежит в основе сохранения процесса, поддержания инстинкта жизни и развития мышления.
